на стартовую

Риони 2, ноябрь 1980

посмотреть фотографию   

   Сухой закон -
   Как страшно это!

     И. Кучерявый


Начнем с того, что был еще ноябрь.
Великая справлялась годовщина.
И в маленьком поселке Накиети
Раскачивались праздничные флаги,
И гордые грузинские мужчины
Шатаясь, шли по улице. И этим
Не то. Чтоб одобряли - выражали
Свой интер-где-то национализм.
Меж тем карнизом горного утеса
Шла группа москвичей, тире - туристов.
Шла из гостей, естественно, от Гочи
И, не смотря на середину ночи,
На голове своей несла канистру.
Естественно, что впереди шел Валька,
Прокладывая путь среди пампасов.
За ним Шапир шел, Вальку критикуя.
А Валька доказать ему пытался,
Что в лоции пампасов восемь штук.
Вот, наконец, река внизу мелькнула.
В нее чуть не мелькнул печальный Валька,
В коварный поворот едва вписавшись.
И с гиканьем усталые туристы
Посыпались под пулями абреков.

- Я - гочин друг - кричал Лурье с обидой
И потрясал грузинским диалектом,
- пускай умру, но никого не выдам,
обычаев я местных не нарушу.
- Маджари! Хачапури! Накиети!

И от таких чудовищных ругательств
Дрожали горы и, срываясь, камни
Порог образовали "насыпной".
Все стихло! Отступили басурмане.
Увел их в горы их руководитель,
Отчаянный бандит и узурпатор.
Шапир - паша - тудыть - его - оглы.

Лурье:
Хурма, гранат и виноград!
Здесь будет лагерь, будь я гад!
Но чтобы перестраховаться,
Я вот что предложу вам, братцы.
Из самых кремневых ребят
Пошлем в деревню мы наряд.
А чтобы не был путь тернистым
Пускай возьмут с собой канистру.
Кого пошлем мы в стан врага? -
Наш головной катамаран,
Его мужскую половину.
А женскую пошлем в долину -
Пусть собирают нам хурму.
Уходят все по одному.

Песня дозорного отряда.
Кто вернется из деревни пьяный?
Кинер, Асташкевич, Кучерявый!
Кто в тяжелый час вас не покинет?
Асташкевич, Кучерявый, Кинер!
Как нам нелегко ты не поверишь!
Кучерявый, Кинер, Асташкевич!
А назад путь трудный и корявый -
Асташкевич, Кинер, Кучерявый.
Но помогут в трудную годину
Кучерявый, Асташкевич, Кинер.
Те, кто взял деревню прямо в лоб
Миша, Игорь и суровый Боб!

От автора:
Деревня Накиети содрогнулась,
Услышав песню смелого дозора.
А на другом конце три незнакомца -
Зуйков, Гармаев и известный Васька
Сбивая цены с юга шли на север.
Дозор Лурье шел с севера на юг.
А им во след усатые грузины
Несли канистры, ведра и корзины
С дарами юга. Был извилист путь,
Но как-то незаметно он смыкался
И по селу безумные коровы
Носились с ощущением беды.
Они сошлись, и раскололось небо,
Собаки взвыли, а в долине горной
Лурье - паша припал ушами к почве.
А на соседнем берегу Риони
Шапир - паша в тревожном ожиданьи
На лоцию смотрел и на часы.

Дозор Лурье:
Ага! Попались, кружкокрады!
Мы встрече этой страшно рады.
Пора свести счета.
Налей-ка, Мишка, мне для пылу
Вот этого, что цвета пива.
И я их тра - та - та,
Вы нам должны за кружку
Две целых и чекушку
Пшеничной и простой.
И побыстрей! Иначе
Вас ждет конец собачий.
А ты, Гармаев, пей!

Дозор Шапиры:
Чтоб речь быстрей лилася,
Сперва налей-ко, Вася.
Пусть я умру от ран,
Но вы скорей умрете,
Чем кружку заберете на свой катамаран.
А чтоб Лурье запомнил
Как жить с сухим законом
Обрушимся в запой.
И весь ваш флот поганый
Затопчем сапогами.
А ты, Гармаев, пой!

Дозор Лурье:
Видал, как разошлись, собаки.
Налей-ко, Васька, для атаки
Вина нам алого, как кровь.
Сейчас я этих трех Шапиров
Затушенирую шарниром
Для этого налей-ка вновь.

Убрал канистру, Васька, рано.
Хоть ты с того катамарана,
Но парень, вобщем, свой.
Переходи, не будет тесно!
У нас между колбас есть место.
А ты, Гармаев, пой!

Дозор Шапира:
Я их как раз, в том-то и дело,
Гляди как Васька замутнела,
Держитесь, мужики.
Зачем нам кружка - шапирушка
Ты, Кучерявый, ешь петрушку,
Пробьемся до реки.
Ведь мы панфиловцы, ребята,
Шарахни, Боб, из автомата
Возьмем в штыки сельпо.
Ура! Вперед! За командира!
За Вальку нашего Шапира!
А ты, Гармаев, пой!

От автора:
Встревоженные долгим ожиданьем,
Два командира вышли на дорогу.
И вот картина взору их престала:
Сквозь заросли колючей облепихи
Пять или шесть туристов проползали.
Полз впереди Зуйков, в руках кровавых
Неся остатки Мишкиного тела,
Которые при этом матерились.
За ними брел кровавый Асташкевич,
Прижав к груди канистры боевые.
А дальше шли три слитные фигуры.
Кто из них - кто, и мать не разберется
Последним крался Васька - политрук,
Крича : "Ребята, не Москва ль за нами?"
И видя эту страшную картину
Два славных и любимых командира,
Взбледнув немного, за руки взялись
И бросились в объятия Риони.
Ловите их!
А мы себе пойдем.